Камелии для Камиллы - Страница 29

Камилла плакала. Слезы беззвучно катились по ее щекам.

— Да, — проговорила она. — Да, я согласна. Я уеду завтра же. Вы правы, я все поняла. Но… у меня осталось одно желание. Позвольте провести с Кайсом одну ночь. Может быть, ребенок станет мне утешением в Англии. Обещаю, что на рассвете я уйду и вы никогда больше не увидите меня. Последнюю ночь. Кайс будет счастлив и благодарен вам.

— Вы первая женщина, перед которой я кланяюсь по-настоящему, — сказал Омран и склонил голову. — Разумеется, я удовлетворю вашу просьбу. Кайс выбрал себе лучшую невесту из всех. Желаю вам найти свое счастье на родине. Прощайте. Надеюсь, мы больше не увидимся.

7

Омран остался один. Сухой вечерний воздух наполнял комнату, давно стемнело. За окном, просвечивая сквозь тонкие занавески, сиял огнями Дубай. А в небе над ним горели звезды. Как и всегда, контраст бросался в глаза: огни земные неслись куда-то, пролетая по набережной фарами автомобилей и бегущими строками реклам. А огни небесные застыли в своем безмолвном величии и спокойно смотрели вниз, словно говоря: «Куда же вы? Движение — жизнь, но вы погубите себя суматохой и суетой. Остановитесь». Но люди не слышали их. А те, кто слышали, только смеялись в ответ. Так сейчас рассмеялся и Омран. Что звезды? Да, они застыли неподвижные, незыблемые, словно берегут свою жизнь, боясь одну-единственную минуту потратить на чувства. Другое дело люди: они торопятся — успеть, только бы успеть изведать все, познать мир, ощутить его в каждом вздохе! Как ужасна жизнь, если она застыла подобно мертвому камню. Изваянию. И как прекрасна она, когда полна надежд, стремлений, порывов. Когда каждый луч солнца приносит радость, а в груди кипят чувства, бушуют страсти! Пускай порой они губительны. Но, совершая последний роковой шаг, бросаясь с обрыва вниз, кидаясь в волны моря, даже самоубийца может сказать себе: я жил! Я жил на этом свете! Я ощущал на кончиках пальцев движение мироздания. Я слышал пение птиц в лесах, видел первый снег, который белыми хлопьями укрывал равнины, вдыхал аромат весенних цветов, я… Я жил! И пускай его жизнь лишь вспышка, едва заметная во вселенной. Но каждая такая вспышка неповторима, а блеск звезд всегда одинаков, и даже много лет назад они сияли все так же скупо и однообразно, прожигая мгновения своего существования. Именно существования, а не жизни. Они скрупулезно считали текущие секунды. Они и теперь считают их, боясь пошевелиться, боясь единым шорохом нарушить свой покой. А человек не считает минуты, не трясется над каждым днем. Может быть, именно поэтому он бросается смело и отважно в водоворот страстей, ибо коротка его жизнь, в то время как ваша — почти бесконечна в вечном покое. Наверное, это так. Но что за удовольствие висеть в небе? Висеть и только бросать презрительные взгляды вниз? Они презирают нас? Ха! Да что такое их холодный блеск по сравнению с одним ударом наших огненных сердец! Ничто! Ничто, говорим мы им. Холодные, ледяные светила, они не знают, что такое жить и любить. Потому что ни душ, ни сердец у них нет. Так пусть завидуют смертным! Им ведомо самое лучшее, самое чистое и высокое чувство — любовь…

Омран ощутил, как по его щеке скатилась слеза. Он думал о Кайсе. Его сын влюбился, влюбился, похоже, серьезно.

Как вовремя подвернулась эта стычка с Исханом. Теперь не придется похищать девушку, ждать, нервничать — выгорит ли дело. Все устроилось само собой. Омран отлично знал, что Исхан лжет. Но грех было не воспользоваться случаем. Целый день он разрабатывал подробный план действий. Как дождется оформления документов миссис Спенсер, потом отъезда ее друзей тоже пришлось бы долго ждать. И само похищение — дело грязное. Наверняка найдутся родственники, начнется разбирательство, из посольства Англии полетят бесконечные запросы. Нет уж. Омран сразу сообразил, как нужно действовать, едва Лабиб все рассказал ему. В итоге он остался чист в глазах самого главного действующего лица драмы, Камиллы. Она теперь не только уверилась в необходимости принимаемых мер, но и с удовольствием поучаствует в них. Потому что осознала реальную угрозу. По правде говоря, Омран слукавил, покривил душой — одного его слова хватило бы, чтобы отбить у Исхана всякое желание смотреть в ее сторону. Будь Камилла арабкой, именно этим бы все и кончилось. Но Омран не хотел расставаться с сыном. Нет, Кайс останется с ним в Дубае и скрасит его старость. Пострадает некоторое время, а дальше все пойдет по-прежнему. Сын никуда не уедет.

И все же Омран чувствовал, что поступает неправильно. Сомнение одолевало его, перед глазами стояло лицо Кайса, в ушах раздавались звуки пощечин. Старик утешал себя, что это вынужденная мера, но легче не становилось. Наоборот, гнетущее чувство вины за обман усиливалось. Кайс не проронил ни слова, а когда его выводили из номера, не пытался вырваться и шел по коридору совершенно спокойно, склонив голову и глядя в пол. Посторонний человек решил бы, что он покорился, смирился со своим положением и безоговорочно подчинился воле отца. Но Омран слишком хорошо знал сына, чтобы поверить этому обманчивому впечатлению. Напротив, такое безропотное принятие незаслуженного наказания свидетельствовало о том, какие на самом деле чувства переполняли Кайса.

Кайс рвал и метал. Подобно льву, только что запертому в клетку, он ходил по комнате взад и вперед, не находя себе места. Только не сидеть здесь, когда так много проблем предстояло решить на воле. Но в том-то и беда. Клетка Кайса состояла не из железа, кирпичей или булыжников. Кайс же был заключен в темницу, где его окружала роскошь, а настоящие засовы представляли собой чужую волю. А точнее сказать, чужую прихоть. Это слово очень хорошо подходило для обозначения поступка отца. Кайс, однако, недоумевал по поводу всей этой истории. Она казалась ему не просто странной, но абсурдной в высшей степени. Зачем отец так поступил? Хотел продемонстрировать свою власть? Но ведь отец отлично знает, что такими методами он ничего не добьется, а скорее, наоборот, подобные действия приведут к потере всякого сыновнего уважения.