Камелии для Камиллы - Страница 38


К оглавлению

38

— Осторожнее с носилками! — командовал врач, работавший в медицинском центре при отеле.

Он пришел осмотреть больного и настоял на немедленной госпитализации. Омрана это известие шокировало.

— Может, его лучше оставить в номере, а вы будете его навещать? — обратился испуганный отец к доктору в последней попытке повлиять на ситуацию.

— Я не могу самостоятельно поставить диагноз. В больнице сделают необходимые анализы, проведут полное обследование, а наш отель не располагает всей необходимой аппаратурой. Поймите, у нас скорее центр оказания первой медицинской помощи, лечение мы не проводим.

Омран молча кивнул и пошел вслед за носилками, на которых лежал Кайс — неестественно бледный, несмотря на смуглую кожу, лицо покрыто мелким бисером пота, глаза плотно закрыты, губы пересохли. Его сына, всегда такого сильного, мужественного, непобедимого, сейчас несли абсолютно беспомощного на носилках.

По пути в больницу автомобиль Омрана следовал за машиной «скорой помощи». Потом ему пришлось долго ждать в приемной. Много раз он с горечью убеждался, сколь мало значит для собственных детей. Они пользовались деньгами, привилегиями без тени благодарности, принимая роскошную жизнь как должное. Отец оставался для них средством получения денег, а после его смерти — громадного наследства. И только Кайс искренне заботился о нем. Омран прожил долгую жизнь и, к счастью, научился отличать лесть от похвалы, ложь от истины, чистосердечие от корысти. Младший сын пошел в мать. Марию никогда не прельщали деньги. Она возненавидела мужа, похитившего ее, оторвавшего от привычной жизни, не оценила его великодушия, отвергала подарки. Омран никогда не уступил бы женщине — не позволяли религиозные убеждения. А Мария была слишком упряма, свободолюбива и непокорна. Он поддался гневу, жестоко поступил с ней. Но тогда доводы разума волновали его меньше всего. В результате до последних дней ее жизни между ними разворачивалась холодная война. Кайс очень трепетно относился к матери, тяжело переносил разлад родителей, и Омран постоянно пребывал в страхе, что сын вспомнит об этом, отвернется от отца. Он в последнее время часто задумывался о прошлом, сожалея, что примирение так и не состоялось.

Наконец из палаты вышел врач и неохотно направился к посетителю.

— Состояние больного стабильное. У него сильный жар, но мы назначили курс антибиотиков. Думаю, скоро наступит улучшение.

— Благодарю вас, — тихо ответил Омран. — Скажите, могу я навестить сына?

— Лучше, если ваш визит продлится по возможности недолго. Больному нужен покой.

Дни потянулись один за другим. Отец сидел у постели Кайса практически неотлучно. После некоторых препирательств его перевели в палату, оборудованную дополнительной кроватью, где мог спать Омран. Личная охрана доставляла все необходимое. Таким образом он мог позволить себе постоянно находиться возле сына. Дела временно передал Исхану, воспринявшему эту новость с нескрываемой радостью. Кайс никак не приходил в себя. Когда действие очередного лекарства заканчивалось, у него опять появлялся жар, и врачам приходилось вновь прибегать к помощи таблеток и инъекций. Они лишь разводили руками, честно признаваясь, что не могут поставить диагноз. Омран смутно догадывался об истинных причинах недуга, поразившего сына, но отказывался верить в это.

На исходе четвертого дня, когда безутешный отец смиренно молился, Кайс глубоко вздохнул, хотя раньше его дыхание было ровным. Омран поднялся с пола и неожиданно встретился взглядом с сыном. Его глаза горели лихорадочным огнем, едва ли он понимал, что происходит. О Аллах, так смотрят люди, прощающиеся с несправедливым миром, потерявшие всякое желание жить, разочаровавшиеся и отчаявшиеся! Омран пришел в ужас от собственного открытия. Он хотел сказать какие-то ласковые, ободряющие слова, но не смог произнести ни звука. Взгляд Кайса прожигал душу словно каленым железом. Гнетущее молчание усиливало напряженность момента. Как такое могло случиться? Чтобы молодой, здоровый мужчина потерял всякий интерес к жизни, добровольно сдался на милость странного недуга, который сам же вызвал. Омран протянул руку к сыну, однако тот не шевельнулся, но глаз не отвел. Их молчаливый поединок продолжался, кажется, целую вечность. Чувство вины, подобно волне, накатывающей на берег, захлестнуло душу старика. Мир перед глазами заволокло пеленой, и он не сразу догадался, что плачет. Омран всегда считал слезы проявлением слабости, малодушия, поэтому удивился своей сентиментальности. Дело в том, что на склоне лет человек заново переосмысливает содеянное, пересматривает свои поступки, действия, свое отношение к людям. Это логично и характерно практически для всех. Ты оглядываешься назад, чтобы подвести своеобразный итог, поставить себе оценку. Но так как жизнь продолжается, еще можно внести коррективы, осознать свои ошибки. Каждый день он двигался по этому пути и сейчас сделал еще один шаг на дороге раскаяния. Когда Омран вновь посмотрел на сына, тот мирно спал. Он решил последовать его примеру.

— Я не ожидал подобной реакции организма, — разбудил старика встревоженный голос.

У кровати Кайса стояли его лечащий врач и медсестра. Они увидели, что Омран проснулся, и врач заговорил громче, отвечая на немой вопрос обеспокоенного отца.

— Состояние вашего сына внезапно ухудшилось.

— Но почему? Вы говорили, что он идет на поправку…

— Мы сами не знаем ответа на этот вопрос. Мне придется назначить ему другие, сильнодействующие препараты.

38